Прошёл ещё час. Стало светать, когда она в очередной раз вышагивала по коридору и вдруг оказалась перед открытой дверью. Это была часовня при больнице. Она тихо вошла на цыпочках. В первых рядах сидела миниатюрная монахиня, старая, согнувшаяся практически пополам. Она молча молилась; может, она обращалась с призывом к Господу, а может, механически повторяла «Отче наш». А вот для Софии это было в новинку. Со временем она отдалилась от церкви безо всяких видимых причин. Просто так случилось и всё, как случается, что, окончив школу, мы теряем связь с одноклассниками.
Первые лучи нового дня пробивались сквозь рисунок витража. Белые стены часовни стали окрашиваться в фиолетовый, синий, голубой. И в то утро София поняла, что вновь стала нуждаться во всём мире, даже в боге, если он существует, или в ком-то, кто может выслушать её. Она начала сначала, словно возобновляя речь, начавшуюся давным-давно, оправдываясь за своё отстранение и прося прощения.
«Прости меня, я знаю, что внезапно исчезла, без причин, а главное без предупреждения, — Софии показалось, что она слышит ответы, словно её молчаливый монолог превратился в диалог, словно какой-то хороший и щедрый человек понял её, всё принял и каким-то образом оправдал. — Я знаю, что это настоящая трусость – прийти сюда только потому, что этой ночью со мной случилось несчастье… — девушка подняла глаза и посмотрела вглубь, поверх алтаря, на нарисованного Иисуса. Ей показалось, будто он смотрит на неё. — Умоляю тебя, помоги мне, я не знаю, к кому ещё мне обратиться. В этот момент тысячи людей просят тебя о чём-то, но, прошу тебя, займись только мной и Андреа. Я готова ко всему. Я откажусь от чего угодно, если ты сделаешь так, чтобы он выжил, — и вдруг раздалась медленная музыка – ноты «Аве Мария». Звук лился, он был низким, едва различимым, однако, это показалось ей неоспоримым знаком. Она закрыла глаза, и ей захотелось плакать, но она понимала, что сделка только такой и могла быть. — Да. Если он будет жить, я больше не стану играть».
Она не смогла больше ничего добавить. Казалось, что это самый великий отказ, который она может предложить. Быстро успокоившись, она поднялась с аналоя. Старухи-монахини уже не было, и даже музыка затихла.
Она снова пробежала по всем коридорам, чтобы вновь оказаться у операционной. Села на стул и стала ждать. В шесть двадцать пять хирург, который оперировал Андреа, вышел из зала, опустил маску и направился к ней. Конечно, его предупредили, что здесь ждала девушка. Он шагал медленно, был уставшим, измученным, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. София увидела его, посмотрела ему в лицо и готова была умереть. И только оказавшись рядом с ней, хирург улыбнулся.
— Он поправится. На это понадобится время, но у него получится.
И в этот момент София согнулась пополам и расплакалась. Огромные слёзы текли по её лицу, посеревшему от усталости, от напряжения, от чувства вины. Всего мгновение назад она видела, как заканчивается её собственная жизнь вместе с жизнью Андреа. Хирург обнял её. Затем она вышла из больницы и зашагала под рассветным солнцем, ни на секунду не сомневаясь в том, что сдержит своё обещание. Она никогда больше не станет играть.
И только несколько дней спустя она поняла, какой долгим и трудным будет этот путь. Ноги Андреа парализовало. Он не сможет больше ходить. Перелом поясничного отдела позвоночника, повреждения спинного мозга, отчего ноги и парализовало. Она вспомнила взгляд нарисованного Иисуса в маленькой часовне при больнице. И спросила себя, будет ли отказа от фортепьяно достаточно, слышал ли он хоть раз, как она играет, знает ли, от какой страсти, от какой невероятной любви она отказалась, чтобы спасти Андреа.
— Эй, я уже устал кричать! С кухни идёт дым!
Голос Андреа снова вернул её в настоящее. Восемь лет спустя, после той ночи. Немногое изменилось.
— Да, дорогой! Прости! Я мыла салат и не заметила, сейчас всё исправлю.
Позже она села у кровати, приготовила складной столик и поставила подходящий этому ужину диск, спокойную тему Дайаны Кролл. Софии нравилась эта музыка, это одна из её любимых певиц. Она начали есть друг напротив друга. Андреа был в хорошем настроении и стал шутить над тунцом.
— Более готовым он и быть не мог...
— Ты прав, прости меня. Я уже сказала тебе, что отвлеклась.
— Это ведь не потому, что в твоей голове засело… — Андреа поднял, как бы намекая, обе брови, — слово «пьянящий»?
София засмеялась.
— Нет... Дурачок.
Андреа вытер рот, положил салфетку рядом с собой на кровать и посмотрел ей в глаза.
— Мне кажется, ты мне не всё рассказала.
— С чего ты взял? — София тоже вытерла рот салфеткой, но на самом деле она использовала её, чтобы закрыться. Она немного покраснела. Она уже поняла, к чему вёл Андреа.
Он стал серьёзным.
— Даже до аварии ты не была такой страстной.
— Ты несправедлив.
— Я реалист, — Андреа откинулся на подушку за своей спиной. — Ты сегодня была с другим.
Она рассмеялась. Она попыталась убедить его всеми возможными способами.
— Уверяю тебя, нет. Я была с дюжиной детишек и Олей. Если ты думаешь, что они стали причиной, как ты говоришь, опьянения, это значит, что я просто извращенка, — София подумала, что, возможно, это её не спасёт. Было бы достаточно простого «нет» и всё. Она снова посмотрела ему в глаза и тогда тоже посерьёзнела. — Андреа, уверяю тебя, я ни с кем не была.
В конце концов, её последние слова стали оказались убедительными. Андреа глубоко вздохнул, снова разложил салфетку на коленях и продолжил есть салат.